Аналитический психолог Елена Сасковец

  Материнское лицо как зеркало.

Д.В. Винникотт

 

            В этой статье Я  не обсуждаю проблем слепых детей. Прежде, чем  приступать к обсуждению случаев слепых или слабовидящих детей,  Я  должен ясно изложить свою гипотезу. Основное положение состоит в следующем - в эмоциональном развитии, начиная с самых первых стадий, окружающая среда, из которой младенец еще не научился выделять себя, играет ведущую роль. Постепенно осуществляется процесс выделения «не -Я» и «Я», и то, как он осуществляется, зависит от ребенка и окружения.  Наиболее важные изменения  осуществляются в процессе разделения ребенка и матери, когда ребенок начинает воспринимать ее объективно как часть окружения. Если рядом с младенцем нет никого, кто бы выполнил роль матери, его развитие становится бесконечно сложным.

В индивидуальном развитии эмоциональной сферы лицо матери предшествует зеркалу. Я буду рассматривать различные аспекты этой проблемы с точки зрения нормы и психопатологии.

Статья  Лакана о стадии зеркала 1949 г., безусловно, имела на меня большое влияние. Он  показывает функцию зеркала в процессе развития индивида, однако Лакан не связывает зеркало и лицо матери, как предлагаю сделать Я.

Если попытаться сформулировать, каковы функции окружения, можно выделить несколько аспектов. Окружение предполагает

1. Холдинг (как ребенка удерживают)

2. Handlling (как с ребенком обращаются и как им манипулируют в процессе ухода)

3 Object-presenting              (как представлен объект)

Конечно, младенцы как то отвечают на воздействие окружения, но, во всех случаях, для младенца результат - быстрое максимальное личностное созревание. Употребляя по отношению к этой стадии термин созревание, Я  имею ввиду интеграцию в разнообразном смысле этого слова, а также психосоматическое взаимодействие и объектные отношения.

Предположим, что ребенка удерживают и заботятся о нем достаточно хорошо. Результатом будет такое представление об объекте, которое не противоречит  приобретенному им опыту всемогущества и не нарушает его. В этом случае ребенок будет использовать объект, и у него будет переживание, что он субъективен, то есть, что младенец сам его создал.

Выделенные мной феномены имеют отношение к самому началу жизни, и могут стать источником  последующих нарушений эмоционального и умственного развития младенца и ребенка.

Представим себе младенца, который смотрит вокруг. Наверное, ребенок в утробе не смотрит вокруг‚ вероятнее всего, ребенок смотрит на лицо матери. что же он видит? Чтобы ответить на вопрос, обратимся к анализу взрослого, в котором возможно возвращение к очень ранним феноменам, которые, тем не менее, поддаются вербализации (если у пациента есть чувство, что он в состоянии это сделать) при условии, что есть ощущение того, что довербально, плохо вербализуемо или вообще не вербализуемо иначе, чем, может быть, с помощью поэзии.

Что видит младенец, обращающий свой взгляд на лицо матери? Главное, что он видит, это он сам. Другими словами, если мать смотрит на ребенка, то выражение ее  лица прямо отражает то, что она видит. Происходит нечто само собой разумеющееся, чтобы то, что матери делают естественно, когда ухаживают за ребенком, не рассматривалось как само собой разумеющееся. Поясняя это положение, приведу случай младенца, мать которого отражала лишь собственное душевное состояние и, что еще хуже, ригидность собственных защит‚ в подобном случае, что же видит ребенок?

                  Особые случаи

Конечно, ничего нельзя сказать об особых случаях, когда мать не в состоянии ответить. Многие дети долго переживают как конфликтный опыт, когда не получали в ответ то, что сами  уже были готовы дать.  Эти младенцы смотрят на себя и сами себя не видят. Это не проходит без последствий. Сначала снижаются их собственные творческие возможности. Так или иначе они ищут другими способами возможность получить от окружения идей о себе, и они могут добиться этого другими средствами. Так, для слепых младенцев такое преобразование в зеркале должно быть осуществлено без зрения, другим чувством. Действительно, у матери с застывшим лицом есть другие возможности отвечать. Большинство матерей способны отвечать, когда ребенок конфликтен, агрессивен и, особенно, когда он болен. В последствии перед младенцем встает следующая дилемма, которую он начинает разрешать. То, что он видит, когда смотрит - лицо матери, тогда лицо матери не является зеркалом. Перцепция заменяет апперцепцию и становится источником значимого обмена с окружающим миром, взаимодействия, которое протекает в двух направлениях - обогащение чередуется с открытием значения в мире воспринимаемых вещей.

Конечно, схема может включать и промежуточные стадии. Некоторые младенцы не теряют надежды, они исследуют объект и делают все возможное, чтобы вычислить заключенный в нем смысл, если он только может быть воспринят. Другие младенцы, фрустрированные материнской несостоятельностью в отношениях, исследуют оттенки выражения лица матери, пытаясь предвидеть ее настроение, подобно взрослому, который смотрит на небо, чтобы узнать, какая будет погода. Ребенок быстро научается делать предсказания примерно такого типа. Конечно, лучше не думать о настроении мамы и быть непосредственным. Но как только ее  лицо станет неподвижным, а настроение устойчиво плохим, мне надо забыть о своих желаниях, иначе что-то самое главное во мне может пострадать. Непосредственно с этим связана наблюдаемая в патологии способность предвидеть, которая всегда недостаточна и заставляет ребенка всегда, даже на пределе возможностей, контролировать события. Угроза хаоса становится столь очевидной, что младенец организует свое отступление перед ней и уже ни на что не смотрит без задачи воспринять и это восприятие становится защитой. Ребенок, за которым так ухаживали, подрастает, задаваясь вопросом о зеркалах, потому что они его занимают, спрашивая, что они ему дают? Если лицо матери не дает ответа, зеркало становится вещью, на которую можно смотреть, но в которой невозможно смотреть на себя.

Теперь, возвращаясь к нормальному развитию, мы можем утверждать когда девочка  изучает свое лицо в зеркале, она придает себе уверенность, потому что в нем образ матери, и мать  может на нее смотреть и с ней взаимодействовать. Когда в период вторичного нарциссизма юноши и девушки смотрят , чтобы увидеть красоту и влюбиться, это означает появление сомнений относительно материнской любви и забот, которые мать расточает. Это похоже на то, как человек, влюбленный в красоту, совершенно отличается от того, кто, любя женщину,  убежден, что она красива и способен видеть в ней красивое.

Пытаясь далее  развивать мои идеи, предпочитаю привести несколько примеров, которые позволят читателю самому проследить возникновение гипотезы, которую Я  здесь представляю.

 

 

Приведу в пример  случай женщины, с которой был знаком. Она вышла замуж, воспитала  троих хороших мальчиков, была опорой мужу, занимавшемуся сложной творческой деятельностью. За благополучным фасадом скрывалось состояние женщины, близкое к депрессии. Супружеская  жизнь была  нарушена, потому что каждое утро она просыпалась в состоянии отчаяния и ничего не могла с этим поделать. Каждый день она преодолевала парализующую депрессию, вставала, умывалась, одевалась и могла, наконец, сделать себе лицо. После этого она чувствовала себя лучше и была способна предстать перед окружающими и выполнять свои семейные обязанности. Эта женщина  с высоким интеллектом и сознанием ответственности  пришла к тому, что реагировала на трудности развитием   хронического депрессивного  состояния, которое  трансформировалось  в постоянное и парализующее  соматическое нарушение.

Перед нами типичная  модель, с которой  каждый сталкивается в своем социальном или клиническом опыте. Случай в  утрированном виде  представляет то, что есть в норме, а преувеличение заключается в следующем. Чтобы взять зеркало, чтобы иметь того, кто смотрит на тебя и подтверждает тебя, необходимо, чтобы эта женщина была своей собственной матерью. Несомненно, имей она  дочь, она испытала бы огромное облегчение, но, возможно, дочери пришлось бы от этого страдать, пришлось бы испытывать чувство неуверенности, которое было у матери в отношении ее собственной матери.

 

Здесь читатель может вспомнить  о Френсисе Бэконе. Я не имею здесь ввиду того Бэкона, который говорил что прекрасное лицо - это молчаливая хвала и лучшее в прекрасном - это то, что картина не может выразить. Я говорю о современном художнике, бросающем вызов с отчаянием и мастерством, который без устали пишет деформированные человеческие лица. В свете изложенного здесь, он видит сам себя в лице своей матери, но видит с изломом  в ней или в себе самом , и в результате все мы и он делаемся безумными. Я ничего не знаю о частной жизни этого художника, но упоминаю его, потому что его имя само приходит на ум при обсуждении важного для нас вопроса о лице и самости. Лица Ѓэкона представляются мне весьма далекими от реального восприятия. Мне кажется, что, вглядываясь в лица, он испытывает болезненное желание увидеть самого себя, что лежит в основе творческого взгляда.

Я утверждаю, что можно  воссоединить перцепцию и апперцепцию, постулируя существование исторического для индивида процесса, вытекающего из того факта, что его видят.

Когда Я смотрю, меня видят, и тогда Я существую.

Только в этом случае Я могу позволить себе смотреть и видеть.

В этом случае Я смотрю творчески и то, что Я  замечаю, Я  также воспринимаю .

Я  тянет видеть то, что здесь не для того, чтобы быть увиденным (кроме тех случаев, когда Я  устал).

 

Второй пример.

Пациентка рассказывает‚вчера вечером она пошла в бар. Его посетители привлекли ее внимание, далее она описывает некоторых из них. Внешность этой пациентки весьма примечательна, и если бы она умела этим пользоваться, то могла бы быть в центре внимания любой группы. Я ее спрашиваю:«А на Вас кто-нибудь смотрел?». Она чувствует себя виноватой при мысли о том, чтобы действительно привлекать внимание, потому что пошла в бар с другом, и ей казалось, что люди обращают внимание на него.

После этого мы оба, пациентка и Я, получили возможность в первый раз обсудить историю ее раннего детства, отталкиваясь от того факта, что ее видели и связанного с этим чувством собственного существования. Оказалось, что опыт пациентки был очень тяжелым. В последствии эту тему мы перестали обсуждать, потому что появился новый материал. Но, в каком-то смысле, анализ этой пациентки всегда вращался вокруг этого. «Быть увиденной», - речь об этом шла постоянно. Неизменно  время от времени желание быть увиденной в полном смысле и в ненавязчивой манере было наиболее ценным в контакте. К  живописи и к другим пластическим видам искусства она относилась критически, умело замечая недостатки. Отсутствие красоты не способствует интеграции личности, как только это отсутствие начинает осознаваться, человек сам себе кажется ужасным (дезинтегрированным и деперсонализованным).

 

Третий пример.

У меня была возможность наблюдать женщину, которая длительно, в течении многих лет находилась в анализе. Прошло много времени, прежде, чем она стала чувствовать, что реально существует. Что и только -то! - сказал бы скептик. Но для нее это был тяжелый труд, а Я благодаря ей, узнал то, что знаю сейчас о всех первичных феноменах.

Этот анализ включал в себя глубокий опасный регресс в состояние детской зависимости. ‚ где в ее окружении было много травмирующих факторов,  но здесь Я  коснусь лишь влияния материнской депрессии на пациентку. Эта тема была для нас постоянной, и в качестве аналитика Я должен был на долго заменить ее мать, чтобы позволить ей снова сделать первые шаги в личностном развитии.

Когда моя работа с пациенткой подходила к концу, она прислала мне фотографию своей няни. Обнаружилось, что мать (пациентка так ее называла) выбрала для своих детей подавленную няню, опасаясь потерять с ними контакт (потому что жизнерадостная няня неизбежно украла бы детей у подавленной матери).

У моей пациентки не было одной черты, характерной для большинства женщин, - интереса к лицам. Когда она была подростком, не было периода изучения себя в зеркале, а теперь, когда она смотрит в зеркало, то каждый раз вспоминает только о том, что ее кожа выглядит старой (это ее собственные слова).

Примерно тогда же она увидела мою фотографию на обложке книги. После этого она написала мне о своем желании увеличить снимок, чтобы рассмотреть все линии и черты  этого старого пейзажа. Я послал ей фотографию (теперь она живет далеко от меня и мы видимся лишь от случая к случаю) вместе с интерпретацией, которая основывалась на изложенных здесь соображениях.

Она думала, что хочет всего лишь иметь фотографию человека, который много для нее сделал (и это так). Но у нее была потребность высказать, что мое морщинистое лицо имеет некоторое сходство с лицом матери и няни, тоже ригидными. Было важно, Я в этом убежден, чтобы Я  знал все это о лицах и мог интерпретировать поиск пациенткой лица, способного ее выразить, и, в тоже время, чтобы мое лицо на фотографии немного воспроизводило ригидность черт матери и няни.

В действительности лицо этой моей пациентки очень симпатичное. Она исключительно привлекательна, когда находится в хорошем расположении духа. Она способна проявлять интерес к другому и вникать в чужие проблемы, но не на долго. Часто случалось, что эта ее особенность позволяла судить о ней, как о человеке, на которого можно опереться. Однако, как только она начинала чувствовать себя вовлеченной, особенно, если речь шла о депрессии другого человека, она не могла не отступать, скрываясь в своей комнате с грелкой, беспокоясь о своей душе. Именно в такой ситуации она было наиболее уязвима.

 

Четвертый пример

 

Я уже написал первые страницы, когда во время аналитического сеанса с пациенткой получил материал, который представляется специально созданным для иллюстрации того, о чем Я здесь пишу. Мою пациентку занимали проблемы, характерные для стадии становления ее

как индивидуальности. Во время сеанса она припомнила строку из известной сказки братьев Гримм «Белоснежка и семь гномов» Зеркальце, зеркальце на стене...- и тут же сказала не правда ли, было бы ужасно, если бы ребенок смотрел в зеркало и ничего там не видел? Основной материал имеет отношение к ее окружению в детстве и ее матери, которая это окружение создавала. Складывалось впечатление о матери, разговаривающей с кем-то другим, и, по меньшей мере, слабо вовлеченной в позитивные отношения с ребенком. Ребенок смотрел на мать и видел ее разговаривающей с кем-то другим. В разговоре пациентка говорила о своем интересе к живописи  Ѓэкона. Она хотела предложить мне книгу  этого художника и припоминала  ее в деталях. В ней Ѓэкон говорил, что любит видеть свои картины под стеклом, потому что тогда, когда люди смотрят на картины, то видят не только картину, но и, действительно, могут видеть самих себя.

В дальнейшем пациентка говорила о стадии зеркала -  она была знакома с трудами Лакана. Но установить связь между зеркалом и лицом матери, как это сделал Я, она не могла. Открыть ей эту связь не было моей задачей в терапии, потому что она как раз находилась на той стадии, когда сама открывала некоторые вещи,  а в подобных ситуациях преждевременная интерпретация разрушает творческую активность пациента. Она может быть травматична в том смысле, что противодействует процессу  созревания. Эта тема продолжала оставаться важной в анализе, но появились и другие.

 

Роль зеркала аналитика

 

Новая точка зрения на младенца и ребенка, которые в начале видят себя в лице матери, а потом в зеркале, позволяет по-новому взглянуть на анализ и терапевтическую задачу. Психотерапия не в том, чтобы давать хитроумные и тонкие интерпретации, а в том, чтобы постепенно возвращать пациенту то, что он приносит. Психотерапия - это сложная производная человеческого лица, отражающего то, что здесь для того, чтобы быть увиденным. Я люблю думать так о своей работе и еще о том, что, если Я буду решать эту задачу достаточно хорошо, пациент найдет свое истинное, и станет способным существовать и чувствовать себя реальным. — чувствовать себя реальным, значит более, чем просто существовать, это значит найти способ существовать самому, чтобы в этом качестве связать себя с объектами и, чтобы иметь себя, для того чтобы было куда убежать, когда защищаешься.

Но Я  не хотел бы чтобы у читателя создалось впечатление, что эта задача, состоящая в Зеркальном отражении (размышлении) того, что приносит пациент, легкое дело. Оно ведет к появлению чувства усталости, но мы получаем вознаграждение. Даже, если наши пациенты не вылечиваются, они благодарны за возможность видеть себя такими, какие они есть, и это является для нас источником глубокого удовлетворения.

То, что Я утверждаю здесь о роли матери, которая возвращает младенцу его чувство self, не менее важно, когда речь идет о ребенке в семье. Конечно, по мере того, как ребенок развивается, процесс созревания усложняется, идентификации множатся, и ребенок все менее зависит от отражения себя на лице матери или отца (а так же на лицах братьев или сестер, которые также являются частью семейного окружения).В случае здоровых отношений в семье в течении некоторого периода, когда все идет хорошо, каждый ребенок в семье извлекает для себя выгоду из того, что видит себя в отношении каждого из членов семьи или семьи, как некой целостности. Мы можем включить сюда также все зеркала, которые есть в доме, и все случаи, когда ребенку представлена возможность видеть родителей или членов семьи, которые в них смотрят. Не трудно понять, однако, что зеркало приобретает такое большое значение если речь идет о его переносном смысле. Здесь, по моему, способ описать вклад семьи в развитие личности и обогащение каждого его члена.